Однажды группа «Мистер Твистер», где я волею судьбы подвизался звукооператором, давала благотворительный концерт для московских хиппи.

Практически все концерты группы тогда были благотворительными, так как те, кому нравились песни «Твистеров» были не очень платежеспособны. Это была в основном неформальная молодежь. Рокеры, люберы и хиппи, кто только не тусовался на их мероприятиях.

Ну, а те немногие площадки, которые могли платить за концерты, особо не платили, а если платили, то крохи, уходившие на перевоз аппаратуры и редкое обновление инструментов.

Мероприятие о котором пойдет речь заключалось в хипповской свадьбе. Знатный хиппи Ромашка женился на своей возлюбленной, так же заслуженной последовательнице движения — Заре.

Как и полагается нормальной хипповской тусе, она проходила в лесу, где хиппари встали лагерем в десяток палаток. «Тистеры» выступали соответственно акустикой и мои, и так не многочисленные обязанности, были сведены до минимума — подай-принеси. Один раз у Вадика, нашего солиста, лопнула струна на гитаре, и я так быстро и качественно ее заменил, что заслужил похвалу от маэстро.

Свадьбу отмечали легко и весело. Пили только портвейн и в весьма умеренных количествах. Не по причине воздержания, а от отсутствия денег. Все спиртное на свадьбу молодожены купили на вырученные сбором и сдачей пустых бутылок деньги. Тогда этим можно было еще неплохо заработать.

Отыграв концерт, и доставив огромную радость друзьям-хиппарям, мы отправились пешком на железнодорожную станцию Купавна, недалеко от которой и разворачивались описываемые события.

Дойти нужно было леском — километра три-четыре.

И вот уже на подходе к станции навстречу нашей небольшой группе товарищей, перечислю которых чуть позже, из леса, как в фильме про казаков-разбойников, выходит ватага подростков и молодых людей, по виду учащихся ПТУ, в составе примерно 15–20 человек. Почти у каждого в руках была здоровенная палка, типа дрын.

И вот эта хорошо вооруженная толпа, очень воодушевившись такой нечаянной встречей, окружает нашу полуинтеллигентную стайку. На передний план выходит вожак, самый взрослый и здоровый, с загипсованной правой рукой и с важным степенным видом, начинает держать речь следующего содержания:

— Тут кто-то обидел наших «пионеров»? Уши им надрал и надавал тумаков. Уж не вы ли?

Наши музыканты, вдохновленные видом здоровенных дубин, очень красочно и правдиво начинают наперебой доказывать, почему это не мы и почему этого не могло быть ни в коем случае. Что мы, мол, музыканты (при этом они активно показывали несомые ими инструменты). А музыканты детей не обижают.

Но видно банда эта долго уже ходила по лесу без всякого толка. И хотя наша невиновность была очевидна, найти в лесу, кого еще можно было безнаказанно побить, они отчаялись.

В общем, нас приговорили к суровой каре в виде легких телесных повреждений.

Ради справедливости нужно сказать, что они не набросились на нас всей ватагой. Били нас не сильно, скорее показательно, для острастки. Самых выделяющихся из нас бил вожак, и только левой здоровой рукой. Ну, еще пара-тройка особо приближенных птушников удостоилась чести начистить физиономии московской неформальной «элите».

На тот момент к «элите» принадлежали:

— Ваш покорный слуга — худой высокий юноша в очках.

— Вадик — солист группы — симпатичный блондин, тоже худой, тоже в очках только немного пониже.

— Усманов — басист, в неизменной шляпе, единственный из нас, отделывавшийся только моральными травмами. Олег как-то сразу удачно залег за контрабас, где его субтильную, ну и конечно тоже очкастую личность, почти не было видно.

— Еж — барабанщик. Самый крепкий из нас и самый старший. К тому времени, еще до начала музыкальной карьеры, он успел поучиться пару лет в киевской высшей школе КГБ. Но и он не оказал явного сопротивления. При этом, правда, с честью отстоял свои барабаны, которые деревенские подростки пытались растащить на сувениры, пока он получал свою порцию затрещин.

— Авария — та самая, легендарная, по мотивам жизни которой был снят нашумевший в 80-е фильм. Она периодически оставалась у Вадика ночевать. И тот каждый раз отстирывал свои наволочки от зеленой краски, которой густо были закрашены ее волосы. Девушку наши «атаманы» благородно не тронули.

— Еще 2–3 хиппующих личностей, про которых толком ничего не помню.

Зато хорошо помню, как досталось Вадику, а потом мне.

Главарь важно подошел к Вадику и вежливо так спросил:

— А что это у тебя, друг, лицо накрашено — ты, что — голубой?

— Нет — ответил Вадик — я музыкант — это грим. Я не успел смыть его после концерта.

— Голубой — уже почти утвердительно провозгласил главарь.

— Музыкант — вежливо, но твердо — возразил Вадик.

— Голубой.

— Музыкант.

В какой-то момент местный устав от словесной перепалки подкрепил свое авторитетное мнение мощным апперкотом, с выдохом:

— Нет, все-таки ты голубой.

Ну и Вадик посчитал глупым спорить дальше, лежа в партере — на траве с разбитой губой.

Когда подошла моя очередь, меня главный очень культурно попросил снять очки. Как подразумевалось для более безопасного продолжения процедуры.

Я категорически отказался. И тут же оказался на траве с синяком под глазом и при этом целыми очками. Ребята видно были опытные — били сильно, но аккуратно.

В общем, изрядно потрепав наш отрядик и выпустив пар, банда пошла дальше — в надежде, что еще кто-то невзначай забредет в их волшебный лес.

Мы же отправились на электричку.

Усманов всю дорогу сожалел, что не успел вступить в схватку.

— Я ведь сегодня даже зарядку сделал — говорил он мне в явном душевном смятении. И тоскливо вспоминал о секции классической борьбы, которую посещал в 8 классе.

Остальные отнеслись к инциденту с местными, как к веселому приключению без тяжелых телесных и душевных последствий.

Когда мы уже стояли на платформе — прибежала толпа хиппарей. Оказывается, один из наших провожающих оценил ситуацию и побежал в свой лагерь с возгласом «музыкантов убивают».

Найдя нас здоровыми и почти целыми, хиппи повеселели и радостно усадили нас в подошедшую электричку.

Всю дорогу мы пели песни под гитару. Хорошие песни, в основном 60-х годов. Поздние пассажиры улыбались, подсаживались к нам, кто-то наливал выпить и начинал подпевать. Жизни продолжалась.